В 16 лет Вероника Вигг уехала в Великобританию, окончила Мидлсекский университет и состоялась как режиссер. Она делала спектакли в Аргентине, Испании, Финляндии, но в последние годы вернулась в Россию – если не физически, то постановками, причем выбрала Тверской театр юного зрителя. В Твери Вероника бывает лишь на время работы, но ее спектакли «Сны о кошках и мышах» и «Чайка» постоянно присутствуют в городском культурном пространстве.
Экзотический персонаж
– Кем вы себя ощущаете – англичанкой или русской?
– Я родилась в России, но никогда не была здесь взрослой. В Твери я кажусь экзотическим персонажем, но и в Лондоне, как ни странно, тоже. Я оказалась меж двух великих культур, и это, наверное, хорошо, потому что позволяет чувствовать себя свободной.
– То есть вы как свой среди чужих?
– Да, чтобы тебя заметили, всегда нужно прыгать высоко, а мне нужно было прыгать еще в два раза выше. За спектакль «Антигона» по Жану Аную я получила премию Джервуда в театре Young Vic, единственная иностранка среди англичан. Впоследствии я работала с достаточно известным английским актером, и нам не удавалось наладить взаимопонимание. Сначала мне казалось, что дело в непонимании им концепции, а потом выяснилось, что все проще. Его раздражали два факта: что я женщина и что я иностранка. Для Англии это очень смешно, но вместе с тем такова реальность.
Ускоренная жизнь спектакля
– Вы всю жизнь ставили спектакли в Европе. Что для вас было непривычно в России?
– В Англии нет постоянных актерских трупп – артисты подбираются каждый раз под определенный проект. Конечно, у режиссеров есть свои любимчики, но в новом спектакле, как правило, новый состав. Каждый третий человек в Лондоне – это актер, который в данный момент не задействован в проекте и работает официантом. Вообще, многие молодые люди получают актерское образование, их родители не жалеют на это безумных денег.
В России совершенно другой подход. Тяжело себе представить, чтобы режиссер набрал актеров из другого театра. Все дело в том, что у вас репертуарный театр – одна и та же постановка может идти годами.
В Англии жизнь спектакля короче, но интенсивнее. Один театр бросает все силы на одну постановку и показывает ее каждый день, кроме понедельника, в течение полутора – двух месяцев.
Первые несколько дней, как правило, спектакль проходит обкатку, режиссер докручивает детали, и билеты обычно стоят дешевле. Официальная премьера наступает через неделю, тогда и приглашаются критики. В России премьера – это первый день, и мне, конечно, это сложно и непривычно. Кроме того, в Англии я хожу на спектакль каждый день, пишу замечания актерам и техникам, а здесь у меня нет такой возможности.
– Вы ходите в театр каждый день?!
– Да, это часть моей работы, и это нормальная практика для режиссеров. Однажды я была в Париже на спектакле Питера Брука «Братья Карамазовы». На сцене два известных артиста спорили о дьяволе, вдруг сгустились тучи, и в этот момент я обернулась на полупустой зал и увидела самого Питера Брука – он сидел и писал замечания. А ему было тогда 90 с лишним, и спектакль шел уже два года. Вот что значит профессия – режиссер следит за тем, чтобы его спектакль сохранял первоначальный рисунок.
Я обернулась на полупустой зал и увидела самого Питера Брука – он сидел и писал замечания.
– Но из Твери вы уезжаете, а спектакль остается без вас…
– Для меня это все равно что отдать ребенка в чужую семью, а потом увидеть его через несколько лет: «Боже, кто надел на него эту желтую куртку!» Но я стараюсь поддерживать связь с театром.
– С другой стороны, в России ваши спектакли идут долго, а в Англии прекращаются через два месяца. Вам не жалко?
– Это правила, по которым мы работаем. Мы привыкли к тому, что нужно создать спектакль, вырастить его и похоронить. Да, последний день спектакля – это практическим его похороны. Даже если через несколько лет к нему вернуться, то это уже будет совершенно другое произведение.
В театр – в обычной одежде
– В России поход в театр – это праздник, люди надевают свою лучшую одежду и идут на премьеру. Какая театральная культура в Англии?
– В Англии общество демократичнее, зрители приходят в театр в повседневной одежде. Твоя публика такая же, как ты, а не специально наряженные люди, и от этого зал кажется теплее. Театр, наверное, предполагает некоторую элитарность, но когда Королевский национальный театр сделал билет по 5 фунтов, то много людей стали ходить на классику.
– Что вам в Твери показалось особенно странным?
– Меня учили, что режиссеру на сцене делать нечего, зрители должны благодарить за работу артистов. Однако артисты сами вытаскивают меня на сцену – они знают, что я сижу в радиорубке, и хлопают, пока я не выйду. Приходится появляться перед зрителями, скукожившись.
Драматург №2 после Шекспира
– «Чайка» – это первая ваша постановка по Чехову?
– Когда я только выпустилась из университета, мы с соратниками делали постановку по рассказу Чехова «Володя» и даже свозили ее на Эдинбургский фестиваль. Тверской театр юного зрителя предлагал мне поставить «Вишневый сад», но я решила, что мне нужно начать с чего-то более раннего.
– В лектории «Живое слово» Юрий Доманский констатировал, что драматург №1 в мире – это Шекспир, а №2 – это Чехов. В Англии, как вы думаете, с этим согласны?
– В Англии очень любят и Шекспира, и Чехова. На пьесах Чехова в Англии больше смеются, чем в России, потому что у него классическое английское чувство юмора.
И, наверное, менталитет людей чеховской эпохи в Англии лучше понятен, потому что у них не было революции, не было молота, который прошелся по России и всех перемолол.
«Вишневый сад» в Англии может ассоциироваться с ее колониальной историей. Вообще, тексты Чехова мы можем знать наизусть, но в зале он всегда звучит как свежий.
– Какие у вас планы по сотрудничеству в ТЮЗом?
– В 2020 году я планирую моноспектакль по Салтыкову-Щедрину «Головлев» – это история про Иудушку Головлева, которого сыграет Александр Романов. Скорее всего, мы будем специально привлекать драматурга. Редко режиссеру попадается артист такой глубины, как Александр Романов, и мне будет интересно с ним поработать.
Дмитрий Кочетков